Вологодское кружево в литературе
«Белый свиток льняных чудес»
Время доказало – уникальное вологодское кружево способно не только преобразить интерьер, кардинально изменить облик дам, привести в восторг мужчин, но и… вдохновить творческую элиту на создание различных литературных произведений. Традиция издревле повелась, корни ее ищите в устном народном творчестве.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается… Это присказка о вологодском кружеве. Древняя легенда, передававшаяся из уст в уста на Кирилловской земле, гласит: давным-давно в далекой северной деревушке жила-радовалась красавица-девица. Да нежданно беда стряслась: уехал ее любимый далече… Затянулось ожидание суженого, от отчаяния из прекрасных очей девушки слезинки закапали. День плачет, ночью не перестает. И странное дело: потоки соленой водицы не исчезают, а переплетаясь, как по мановению волшебной палочки превращаются в разнообразные диковинные узоры. Фантастически преобразили они всю деревню на отраду людям. Помешали лишь мужику, собравшемуся боронить землю. Того гляди исчезнут под бороной навсегда. Спохватилась наша несмеяна, пожелала сохранить чудо чудное: спешно нити льняные достала и начала плести кружева, копируя слезные орнаменты. Те кружева и ныне с нами, из века в век плетутся, напоминая об истинных чувствах.
Завязывание душевных отношений с Вологдой, как и первая встреча с кружевом известных поэтов и писателей – тема деликатная. Кто-то всю жизнь провел на Вологодчине и слышал перестук коклюшек в бабушкиных руках с младенчества. А кто-то...
Леонид Мартынов впервые увидел наш город во время стоянки поезда, когда «зайцем» добирался из Омска в Москву поступать учиться на художника. Из-за болезни мечта о живописи осталась нереализованной. В Вологде у него было 45 минут, и Мартынов «вышел на вокзальную площадь, зорко вгляделся вглубь старого города, как будто даже и предчувствовал, что этот город будет связан с моей судьбой», – напишет он впоследствии.
В 1932 году его, известного омского поэта, переводчика выслали в Вологду, арестовав по делу «Сибирской бригады». По мнению НКВД это была нелегальная контрреволюционная организация литераторов. 27-летнего заговорщика Леонида обвинили в антисоветской деятельности, пропаганде автономии Сибири и… Индии. Место ссылки он выбрал сам, полагаясь на прошлые воспоминания:
На заре розовела от холода
Крутобокая белая Вологда.
В Вологде талантливый изгнанник обнаружил много общего с родным городом Омском – те же деревянные дома, печные трубы, унылые серые заборы и до невозможности похожие люди. Он нашел тому объяснение, ведь сибирские просторы осваивали и заселяли, в том числе, и предки вологжан, проходившие по кромке Земли у берегов Северного Ледовитого океана почти до края материка, до «блаженной Гипербореи», которую древние греки считали утопическим государством всеобщего счастья. Наверное, поэтому именно на Вологодчине возникла у поэта мысль написать удивительную книгу Лукоморье» о своей родине – земле благоденствия и человечности, стране Холодырь.
Лирику Мартынова в 60-е годы даже изучали на школьных уроках литературы. Нам же особенно дорого одно стихотворение – «Кружева» – родилось оно вскоре после приезда в Вологду под впечатлением об удивительном местном искусстве:
Я не знаю — она жива или в северный ветер ушла,
Та искусница, что кружева удивительные плела
В Кружевецком сельсовете над тишайшею
речкой Нить?
Кружева не такие, как эти, а какие —
не объяснить!
Я пошел в Кружевной союз, попросил показать альбом,
Говорил я, что разберусь без труда в узоре любом.
Мне показывали альбом. Он велик, в нем
страницы горбом,
И, как древних преданий слова, по страницам
бегут кружева.
Разгадал я узор — сполох, разгадал серебряный мох,
Разгадал горностаевый мех,
Но узоров не видел тех,
Что когда-то видал в сельсовете
Над тишайшею речкой Нить —
Кружева не такие, как эти, а какие —
не объяснить!
Я моторную лодку беру,
Отправляюсь я в путь поутру — ниже, ниже
по темной реке.
Сельсовет вижу я вдалеке.
Не умеют нигде на свете эти древние тайны хранить,
Как хранили их здесь, в сельсовете,
над тишайшею речкой Нить.
Славен древний северный лес, озаренный
майским огнем!
Белый свиток льняных чудес мы медлительно развернем.
Столько кружева здесь сплели, что обтянешь
вокруг земли —
Опояшешь весь шар земной, а концы меж
Землей и Луной
Понесутся, мерцая вдали...
Славен промысел кружевной!
Это те иль не те кружева?
Мастерица! Она жива?
Да жива!
И выходит она, свитой девушек окружена.
Говорит она:
— Кружева мои те же самые, те же самые,
Что и девушки и молодушки. Не склевали
наш лен воробушки!
Не склевали лен черны вороны, разлетелись
они во все стороны!
Кружева плету я снова. Вот он, свиток мой льняной.
Я из сумрака лесного, молода, встаю весной.
Я иду! Я — на рассвете!
Встретьте девицу-красу
В Кружевецком сельсовете, в древнем северном лесу!
Три года Леонид Николаевич снимал маленькую комнатку в скромном доме по улице Челюскинцев и всегда выделялся среди местных: стремительный, высокий, в полуспортивной, полувоенной одежде. Свободно читал и переводил с немецкого, английского, французского, польского, итальянского, венгерского… Работал в газете «Красный Север», где и познакомился машинисткой редакции. Девушка перепечатывала на машинке «Ундервуд» заметки новичка-корреспондента и незаметно превратилась для него в добрую Ниночку, первого слушателя и тонкого ценителя творчества, самого строгого критика, а вскоре согласилась стать женой. Супруги прожили душа в душу 47 лет.
В городе «старинных куполов», так Мартынов величал Вологду, он увлеченно собирал причудливой формы камни, напоминавшие ему о неизведанной сути творений природы. Чудак-романтик завещал в день смерти положить ему на грудь 11 камней из своей уникальной коллекции. Возможно, один из них был с Вологодчины.
В первой половине XX века советские поэты часто превозносили блага, дарованные советской властью народу, с негодованием, весьма колоритно описывая тяжелую жизнь людей при царском режиме. Примером тому может служить стихотворение Евгения Николаевича Забелина «Кружевница», посвященное стахановке-кружевнице «Волкружевсоюза» Шуре Назаровой:
На былое в упор взгляни.
Голубым и весенним взором…
…Чахли ночи… Томились дни,
Черной кровью горят они
Над твоим кружевным узором.
Наклоняясь, лучится взгляд,
Легким шелком легли ресницы,
Но столетье тому назад
По усадьбам сгибались в ряд
У помещиков кружевницы.
Песни девушек крепостных
Поднимались тоской старинной,
В горьком дыме лучин ночных
Кружева окружали их
Цепкой, сумрачной паутиной.
Ледяным серебром мороз
Осыпался в слепые окна,
И устало среди угроз
Накипевшие брызги слез
Обжигали огнем волокна.
Песня горечью ткет слова:
«До своей гробовой могилы
На господские кружева
Наболевшие вяжем жилы».
Слушай голос далеких слов, –
Рабский плач тяжелее бреда,
Он встает у былых стихов:
«Нас за пару борзых щенков
Барин выменял у соседа.
Меркнет полночь – темным темна,
Стынет замертво жизнь туманом,
Мы ее из седого льна
Вдоль холодного полотна
Выткем кружевом самотканым.
Развернем, заплетем узор
Золотым, дорогим нарядом».
…Видишь, вновь старина в упор
Опускает забитый взор
И затравленным смотрит взглядом.
В сумрак, вытканный стариной,
Голубыми глядишь глазами,
Зреет молодость над страной
И у стен в твоей мастерской
Большевистское реет знамя.
Поднимается крепкий план,
Вырастающий год от года.
Кружевному искусству дан
Полноцветный талант народа.
По узорам раскинь своим
Предвечернюю пену моря,
Чтоб ветвями взмахнув над ним,
Дуб шумел по путям лесным
У зеленого Лукоморья,
Чтоб бродяжил ученый кот…
Пусть у кружев в садах рассвета
Снова пушкинский дар цветет
Драгоценным стихом поэта.
Здесь коклюшки поют твои,
Встрепенулись, проснувшись, птицы,
К поднебесью летят они…
Вас лучами встречают дни,
Вологодские кружевницы.
Улыбается солнце нам,
Выжигая туман ненастья,
Ты сегодня по кружевам
Ткешь наряд колосистым дням
Молодыми цветами счастья!
В 1936 году данные строки были опубликованы также в газете «Красный Север». Леонид Николаевич Савкин (настоящее имя поэта) также родом из Сибири, в начале 36-го переехал в Вологду вместе с женой. Рифмовать начал с детства: отец Лёни служил священником, и мальчишка сочинял эпитафии к надгробьям бывших прихожан церкви. К 31-му году за плечами Савкина было обвинение по все тому же делу «Сибирской бригады», арест и ссылка в Северный край. После пересмотра дела досрочно освобожденный почти два года провел нашем городе. Выходившие из-под его пера стихи и фельетоны публиковались в местной прессе до 1937-го, до второго ареста. Десятилетний срок ИТЛ поэт Забелин не выдержал, реабилитирован посмертно.
Борис Саввович Дубровин. Произведения на стихи участника Великой Отечественной войны, впоследствии именитого советского поэта и писателя и сегодня звучат в радиоэфире, с экранов телевизоров, в консерватории, Колонном зале, Кремлёвском дворце. Это песни, вошедшие в репертуар Л.Лещенко, И.Кобзона, Э.Пьехи, группы «Земляне»… Строки лирические, искренние, добрые, созданные человеком интеллигентным. Изначально, еще в 60-х годах в незамысловатом стихотворении «На добрую память» Борис следовал общепринятым требованиям, кратко, но четко расставляя приоритеты:
Руками вологодских
Умелых кружевниц
Как выплетено броско
Цветение зарниц.
На скатерти зеленой,
Где красная звезда,
Как братья,
Серп и молот
Обнялись навсегда.
Чтоб знали все в народе:
В чем сила на земле,
Откуда к нам приходит
Все то, что на столе.
В подборку «Повестей о творчестве» писатель и искусствовед Владимир Степанович Железняк включил рассказ «Кружевное панно». Он о бригаде четырех молодых талантливых кружевниц из маленького северного городка. У каждой своя судьба, свой путь в профессии, но объединяет их привязанность к выбранному делу, ответственность за порученную работу, настойчивость в достижении целей. Любовь, трагедия, уголовное дело, – все сплелось в неразрывный, казалось бы, клубок событий, и еще больше сдружило девчонок. Они разобрались в своем настоящем и сделали смелый шаг в будущее: бригада распалась, но кружево по-прежнему осталось с каждой из подруг. В.С.Железняк писал рассказ в 1961-1979 гг., курсируя между селом Новленским и Вологдой, где подсматривал прообразы главных героев и героинь, а также детали типичного сюжета социалистических времен.
Многим известны семь Катерин – рукодельниц из «Кружевных сказок» (1974, 1983) Елены Триновой. Такие кружева плели, что залюбуешься, несметные сокровища отдашь, лишь бы обладать ими, как и случилось с заморским королем в одной из сказок. Под псевдонимом Тринова работала Елена Степановна Трифонова (26.09.1916 г. – 2005 г.), вспоминавшая позднее: «В школьные годы я жила среди вологодских кружевниц, могла изо дня в день любоваться их удивительным искусством. Что ни кружево, то целая сказка. Невольно становишься сказочницей. И я стала сказочницей несколько лет спустя, в августе-сентябре 1941 года, на Ленинградском фронте. Тогда я работала военфельдшером в полевом госпитале. Мы стояли в лесу. За брезентовой стенкой госпитальной палаты отчётливо слышались разрывы авиабомб, гул артиллерийских орудий. Осколки зенитных снарядов щёлкали по стволам деревьев. Раненые волновались, прикидывали, как далеко идёт бой. И вот, чтобы отвлечь их от этих мыслей, успокоить, я начала складывать для них сказки, вспоминая северную строгую красоту вологодских кружев. Семь таких сказок и вошли в сборник «Кружевные сказки».
В начале войны студентка филфака ЛГУ Лена Трифонова, окончив курсы медсестер, трудилась в полевых госпиталях операционной сестрой, бралась за самых тяжелых больных. В сложных условиях совместно с хирургом применила систему лечения гангрены по новейшей методике. Когда отгремели залпы победы, этот случай был положен в основу ее сценария "Что могут женщины". В мирное время Елена Степановна работала редактором и сценаристом на студии «Леннаучфильм», являлась членом Союза кинематографистов. Популярность также завоевали ее книги «Снежкины сказки» (1964) и «Кружевные узоры» (1982).
Ольга Якунина